Лозовая Надежда

Запросы, с которыми приходят клиенты, сильно отличаются.

Например, человек хочет сменить сферу деятельности, но у него пока на это нет сил. Или он до конца не уверен нужно ли ему это. На такой запрос может потребоваться, скажем, 5-7 сессий. А другой человек не работает уже 2 года: никак не может найти достойное место или при выходе на новую работу у него происходят какие-то конфликты, и его увольняют. Тут 5-ю сессиями можно не обойтись. Это как с зубным врачом: чем дольше тянул, тем сложнее восстанавливать утраченное.

Я обычно рекомендую с чего-то начать. Например, договориться на 5 сессий. Меньше 5-ти совсем мало. При этом даже за одну встречу можно получить поддержку и узнать о себе что-то новое. И эти открытия от вас уже никуда не денутся, не «обнулятся», даже если вы прекратите терапию. По результатам 5-ти встреч решите дальше – продлевать еще или остановиться.

Главным критерием результата для вас будет являться ощущение после сессии – вам стало легче дышать? Вам стало спокойнее, радостнее? Вам стало устойчивее? Значит, вы двигаетесь в нужном направлении.

Желательно встречаться 1 раз в неделю. Реже встречи возможны, но такая регулярность принесет пользу уже «продвинутым» клиентам, у которых за плечами терапии несколько месяцев.

Чаще встречаться тоже не нужно, только если человек в очень сильном кризисе или горе (например, умер близкий человек), тогда терапевт может порекомендовать какое-то время встречаться чаще.

Раз в неделю – это та регулярность, которая позволит спокойно «усваивать», «перерабатывать» новые мысли, чувства, осознавания. И появляться чему-то новому.

Встречи проходят в режиме диалога. Если совсем упростить, то выглядит примерно так: клиент рассказывает свою ситуацию, терапевт внимательно слушает, задает вопросы, уточняет, откликается своими чувствами. Клиент отвечает на вопросы, думает, осознает, задает свои вопросы, если появляются. Иногда терапевт может предложить какой-то легкий эксперимент. Например, в гештальт-терапии иногда используется пустой стул или телесные движения; в психодраме предлагается обменяться ролями, например, с какими-то предметами; в арт-терапии из самого простого рисунок, контакт с игрушками, сказки (в том числе и взрослым).

Все эти эксперименты направлены на то, чтобы помочь человеку в его ситуации. Отгоревать неотгореванное, выйти из привычных поведенческих паттернов, которые когда-то были нужны и несли какую-то полезную функцию, а сейчас «тащат» человека не туда.

Часто диалог становится похож на магию. Вроде ничего особенного не сделали – поговорили, поплакали, рисунок нарисовали, а стало получаться то, что раньше было недоступно. Почему? Потому что это не просто диалог. Это терапевтический процесс, которому учат несколько лет.

Если переформулировать вопрос и «выпрямить послание», то он может звучать так: «Берет ли психолог на себя всю ответственность за то, что моя жизнь изменится?».

Нет, не берет. Как говорит один прекрасный человек: «есть ответственность врача, а есть ответственность пациента».

Важен и запрос, с которым приходит клиент. «Верните мою жену, которая ушла к другому». Это не под силу специалисту. Волшебную палочку я видела только в кино. Но я знаю, что чувствует человек, когда он не может повлиять на ситуацию. Он чувствует бессилие. И моя задача, как психолога, помочь клиенту справиться с этим сложным переживанием.

«Я боюсь своего начальника, теряю дар речи на совещаниях». Может ли психолог сделать так, чтобы начальник стал «душкой»? Точно нет. Но здесь можно работать минимум в двух направлениях: возвращать «дар речи», т.е. искать опоры и устойчивость клиента, исследовать куда они деваются. Или выяснять, что держит в компании, которая приносит исключительно страдания. Перестанет ли человек бояться своего начальника? Скорее всего не перестанет. Будет ли результат от встреч? Да, будет

Не обязательно. Можно работать с настоящим, и эффект будет.

Однако, так или иначе сам клиент начинает замечать связи с прошлым. Например, кто-то вспоминает, что мама говорила: «Если не будешь учиться на 5, то…». И дальше следовала какая-то возможная кара. Как самая страшная – отвержение: «не буду любить/не подходи тогда ко мне…» и прочее.

Сейчас клиенту 40. А он все делает на 5, падая от изнеможения. Потому что внутри него сформирована мама, которая продолжает его не любить даже за 5 с минусом.

Этот вопрос для меня про страх осуждения. Мало того, что сам клиент уже заранее себя «казнил» и отверг за то «ужасное», что с ним произошло. Он еще переживает о том, что ему может стать еще больнее, если он признается в своей уязвимости. Поэтому продолжает «носить» тайну в одиночестве.

Еще этот вопрос для меня про доверие. Чтобы рассказать о себе что-то «ужасное», нужно, безусловно, доверять слушателю. Вдруг психолог закатит глаза? Вдруг разочаруется во мне? Вдруг начнет цокать языком? Вдруг…

Переживания мне очень знакомые. Я не могу отвечать за всех психологов и методы. Могу только за гештальт подход, Этический кодекс которого говорит о том, что отношения между терапевтом и клиентом являются профессиональными отношениями. А профессия предполагает поддерживать процесс развития личности клиента. Осуждение и стыжение клиента в гештальте недопустимо. Это профнепригодно.

Очень часто наши ужасы о себе на деле оказываются горечью, отвращением, невыраженной злостью и другими неприятными эмоциями. Но как же плохо носить в себе то, что отравляет, гниет и даже пахнет…